Рациональное и эмоциональное в человеке. Эмоциональное и рациональное понимание. Биологическое – социальное

2.3.1. ЭМОЦИИ

Мало плакать, надо стройно, гармонически рыдать...

К. Д. Бальмонт

Часто полагают, что именно рациональное видение наиболее есте­ственно не только для науки, но и для обыденного рассудка 6 . Однако принимает ли человек решения в основном рационально 7 ? Конечно, нет. Понимание далеко не исчерпывается рациональными моментами. Особенно существенно, что если руководители всех рангов еще пы­таются как-то использовать рациональные методы для принятия ре­шений в социальных вопросах, то масса в гораздо большей мере под­вержена именно эмоциональному пониманию социальной реальности. Вердикты народа, которые выносятся на выборах, -это решения, ба­зирующиеся главным образом на эмоциональном понимании социаль­ного мира 8 .

Понимание вовсе не сводится только к вербальной форме. Оно эффективно достигается, например, с помощью изображений. По китайской поговорке, картинка заменяет десять тысяч слов. Весь­ма существенно для понимания социальной реальности обращение к архитектуре 9 . Живопись в XIX в., а кино и телевидение в XX в. в значительно большей мере определяли общее восприятие социаль­ных ситуаций, чем это признавалось. Наконец, уже древние знали, что музыка играет важнейшую роль в понимании социальной реаль­ности. Говорят даже, что любое явление культуры стремится стать музыкой 10 . Эмоциональное понимание реальности обозначает общую «прозрачную границу» социальной философии и искусства.

Очевидно, таким образом, что во многих ситуациях на первый план выходит не рациональное понимание, а эмоциональное, тесно

связанное с интуицией. Во всяком случае, несомненно, что наряду с рациональными познавательными трансцендентными актами необхо­димо учитывать и эмоциональное понимание социальной реальности, эмоционально-трансцендентные акты 11 . Эти последние играют наибо­лее существенную роль в человеческой жизни, ибо людям чаще всего приходится принимать решения «по неполной информации». Ведь че­ловек всегда действует, не зная в исчерпывающем объеме всех усло­вий своего действия, а тем более - он желает и испытывает влече­ние, не обладая всей информацией об объекте. Если это так, то его действие никогда не может быть в полной мере обосновано рацио­нально.

Политические и духовные лидеры - это тоже всего лишь люди, и у них эмоции также чаще всего преобладают над рассудком. Поэтому эмоционально-трансцендентные акты сплошь и рядом господствуют не только в частной, но и в общественной жизни. Они восходят к ар­хаическим структурам коллективной души.

Эмоциональное понимание только тогда может адекватно выпол­нить свою роль в познании, когда оно культивируется. Такое куль­тивирование осуществляется не только в искусстве, религии, но и в различных формах духовидения 12 , эзотерических практиках, скажем в астрологии и др. Культивирование эмоционального понимания вклю­чает и культуру критики и доверия (к) этому рационально не прове­ряемому типу познания 13 .

Без эмоционально-трансцендентных актов была бы невозможна рассмотренная выше нормативность социальной философии. Пото­му свой вклад в культивирование эмоционально-трансцендентных ак­тов вносит и эта дисциплина. Более того, без эмоционального момента в понимании невозможна сама мудрость как атрибут специфически философского постижения.

Задача социальной философии в плане культивирования эмоцио­нального понимания социальной реальности двояка:

1) необходимо уметь увидеть, описать вербально, на языке социаль­
ной философии эмоциональные формы понимания социальной реаль­
ности, обнаруживаемые субъектами социальной жизни: скажем, как
тот или иной народ накапливает опыт цивилизационного процесса, в
какой мере тот или другой социальный класс, та или другая социаль­
ная общность способны обнаружить терпение. Мы должны уметь опи­
сывать в социальной философии страдания тех или иных социальных
общностей, например народов Африки и Азии в условиях колониализ­
ма. Это даст возможность в дальнейшем перейти к рациональному
анализу;

2) сам исследователь в области социальной философии должен
оыть терпелив, должен уметь страдать и сопереживать и т.д.

Культура эмоционального понимания социальной реальности в наш век тесно связана с традициями экзистенциализма, антисциен­тизма, герменевтики. С.Кьеркегор в своей критике гегелевского пан­логизма противопоставил чувство разуму. Эстафетная палочка Кьер-кегора попала затем в руки Хайдеггера, Гадамера 14 и др. На духов­ном опыте философии постмодерна мы видим, что эмоциональное по­нимание реальности не есть прерогатива только искусства или толь­ко религии. Современное философствование активно включается в освоение такого способа понимания. При этом роль эмоционального понимания растет еще и потому, что переход от печатной информа­ции к телевизионной означает не только изменение способа ее переда­чи, но и новое качество передаваемой информации - ее повышенную эмоциональность 10 .

Культуру эмоционального понимания в новоевропейской традиции акцентировали немецкие романтики 16 , но это, конечно, не означает, что эмоциональное понимание окончательно завоевало себе место под солнцем. Снова и снова разгораются «пограничные конфликты» эмо­циональной и рациональной форм понимания. Вот только один из по­следних отечественных примеров. В «Вопросах философии» появля­ется «Письмо в редакцию», где предсказывается, что «тяга к потусто­роннему и неземному... потеснит гуманистический оптимизм... Во­ображение и интуиция, связь с мистикой станут новыми опорами для деятельности ученого. Он устремится к виртуозности и усложнению традиционных мотивов. Субъективная основа творчества властно за­явит о себе» 17 . Этому «письму» степенно возражают с позиций устояв­шейся гуманитарной науки, отстаивая по преимуществу рациональные способы понимания 18 . В данном случае перед нами не какая-то «ошиб­ка» с той или другой стороны, но вечная антитетика эмоционального и рационального типов понимания.

Что касается излагаемой в настоящем учебном пособии дисципли­ны, то ее призвание в том, что она, не отрицая рациональных пу­тей, своими способами культивирует эмоциональное понимание. Ина­че говоря, социальная философия учит эмоциональному пониманию, воспитывает эмоции, связанные с пониманием социума.

Опишем эмоциональное понимание в некоторых существенных элементах.

Эмоционально-трансцендентные акты подразделяются на:

а) эмоционально-рецептивные акты, такие, как, например, опыт, удивление 20 , страдание 21 , терпение. В каждом эмоционально-рецептивном акте содержится необходимость что-то пережить, пере­нести, к примеру перенести успех, неудачу, позор, славу, перетерпеть скучное мероприятие и т. д.

Особое внимание следует уделить формам выражения эмоциональ-

но-рецептивных актов. Скажем, страдание выражается плачем. Плач интересен тем, что он одновременно представляет как непосредствен­ную физиологическую реакцию (например, плач новорожденного), так и художественный жанр в народной культуре. Естественнонаучное и медицинское исследование плача детей может открыть много суще­ственного в переживании страдания в социуме 22 . Плач, по-видимому, ключ к звуковому миру архаики.

Существенную роль в культивировании эмоционально-рецептив­ных актов играет искусство, в частности культура метафоры 23 ;

б) эмоционально-проспективные акты, такие, как ожидание 24 ,
предчувствие, готовность, доверие. К эмоционально-проспектив­
ным актам следует отнести и воображение, которое Ханна Арендт
определяет как знание об отсутствующем 26 . Сюда же относится и та­
кой феномен, как социальный страх 27 , скажем - перед так называ­
емыми непредсказуемыми последствиями 28 . Историческое познание,
познание в рамках истории и философии истории осуществляется в
модусе более мягкой формы страха, а именно - тревоги за будущее 29 .

Реакция на совершенно неожиданное переживание, к которому ин­дивид не был подготовлен бдительностью или тревогой, - шок. Это относится как к отдельному индивиду, переживающему психологи­ческий шок 30 , так и к целому обществу (пример -так называемый футурошок 31).

Именно благодаря эмоционально-проспективным актам существу­ет «оптимизм» или «пессимизм» той или иной социальной концепции. Все проспективные акты свидетельствуют о реальности, надвигаю­щейся на нас из будущего;

в) эмоционально-спонтанные акты: влечение, желание, дей­
ствие. Они направлены на изменение будущего и порождают уверен­
ность в реальности. С этой точки зрения можно иначе посмотреть на
идею практики вообще и общественно-исторической практики в марк­
сизме как критерия истины. По крайней мере в своих целях она име­
ет эмоциональный момент. Идея практики в «Тезисах о Фейербахе»
молодого Маркса, конечно же, романтическая по своему происхожде­
нию. Маркс, по существу, предлагает эмоционально проверить и под­
твердить рациональное. Практика в новоевропейской цивилизации -
это всегда техническая коллективная практика. Отсюда важность глу­
бокого осмысления философии техники для понимания социальной
философии 32 .

Очевидно, что все эти типы эмоционально-трансцендентных актов взаимосвязаны и раскрывают реальность как целостность. Рассмот­рим подробнее некоторые перечисленные формы эмоционального по­нимания социума.

2.3.1.1. Социальный опыт

Знание - это всегда знание о многообразии. И если в основу соци­альной философии, как мы увидим далее, кладется идея множествен­ности, если онтология социального есть многообразие, то роль опыта

чч весьма велика.

Подлинный опыт О.Шпенглер описывает термином «физиогноми­ческий такт», противопоставляя его слабому «научному опыту». Для него физиогномический такт тесно связан с историческим рассмотре­нием: «Историческое рассмотрение, или, в соответствии с моим спо­собом выражения, физиогномический такт, это есть суждение крови, расширенное на прошлое и будущее знание людей, прирожденная зор­кость на лица и положения, на то, что есть событие, что было необхо­димо, что должно быть, а не просто научная критика и знание данных. У всякого подлинного историка научный опыт - лишь нечто побочное и дополнительное. Опыт всего-навсего еще раз доказывает в развер­нутой форме средствами понимания и сообщения... то, что уже было доказано... в единственный миг озарения» 34 .

2.3.1.2. Терпение

Терпение - это особый способ видения мира и воздействия на вещи, особый метод, особая жизненная позиция, связанная с преодолением самого себя, своей вспыльчивости, поспешности, возбудимости. В про­тивоположность нетерпению терпение предполагает направленность всех сил на удержание реакции, на замедление эмоционального поры­ва, на охлаждение страсти. Терпение есть форма сохранения силы. Терпение есть интенсивный, творческий поиск свободы.

Терпение - борьба с идолом пожирающего времени, идолом говор­ливости. Элементы терпения: медлительность, независимость от вре­мени, внутреннее спокойствие перед ним, сдержанность и молчали­вость. Терпение определяет путь, который открывается при выходе из платоновской пещеры. Если выйдешь слишком быстро, будешь ослеп­лен чрезмерным количеством света, если слишком быстро вернешься, чтобы освободить товарищей, будешь ослеплен темнотой. Подлинная социальная философия предполагает медленность без ограничений. Философский метод -не спешить, выигрывая время, не боясь поте­рять его. Ошибка -дочь поспешности.

Терпение как добродетель социального философа предполагает возможность и необходимость позволить всему идти своим ходом, вни­мать судьбоносности каждого момента, находить в любом случайном рисунке реальности его внутреннюю закономерность и красоту. Тер­пение - постоянное обещание полноты бытия в познании. Оно проти-

востоит вульгарности. Его эквивалент в классической философской традиции - понятие свободы 35 .

Понятие терпения играет особую роль именно в нашей националь­ной ситуации. Оно имеет отношение не только к позиции философа, но и к позиции народа в целом. Терпение всегда обозначалось как харак­терная черта русского народа. Подводя итог Великой Отечественной войны, И. В. Сталин на приеме в честь командного состава Красной Армии 24 мая 1945 г. характеризовал русский народ через ясный ум, стойкий характер и терпение.

2.3.1.3. Смех

Социальная философия существенным образом бытийствует не только в форме академических сочинений. Важный жанр литерату­ры, в которой может быть выражено социально-философское содержа­ние, не редуцируемое к рациональной форме, - это памфлет. Русская социальная философия будет неполна без «Истории одного города» М.Е.Салтыкова-Щедрина, вообще без его публицистических текстов. По существу, социально-философский анализ современного западно­го общества дают Паркинсон, Питер и др. Смех, юмор, сатира во­обще играют важную роль в политических, шире - публицистических текстах 36 . Потому естественно, что это находит отражение и в социаль­ной философии. Смысл юмора в социальной философии может быть понят с помощью метода М. М. Бахтина, примененного им в извест­ной работе 1940 г. «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» 37 . Юмор -это обнаружение в социаль­ной философии карнавальной культуры. Кинизм и смех, идя рука об руку, дают такое измерение социальности, которое невозможно рас­крыть рационально 38 .

Комическая стихия может принимать такую древнюю форму, как ирония. В контексте постмодернизма, для которого комическое весь­ма существенно, У. Эко отмечает, что ирония - метаязыковая игра - представляет собой «высказывание в квадрате». Поэтому если в си­стеме авангардизма для того, кто не понимает игру, единственный выход - отказаться от игры, здесь, в системе постмодернизма, мож­но участвовать в игре, даже не понимая ее, принимать ее совершенно серьезно. В этом отличительное свойство (но и коварство) ироническо­го творчества. Кто-нибудь всегда воспринимает иронический дискурс как серьезный 39 .

2.3.1.4. Музыка

Фундаментальный символ и метафора общества -это хор. Фило­софское видение социума может быть построено на базе философии музыки. Вообще, музыка внутренне близка всякой философии 40 , по-

скольку философия постигает мир не только рационально, но и эмо­ционально. Видно, что внутренне связанные музыка и архитектура (Architektur ist gefrohrene Musik (И. В.Гёте)) задают форму обществу. Совсем не случайно, что социальный мыслитель Т. Адорно испытыва­ет такой большой интерес к социологии именно музыки 41 .

А. Н. Скрябин же, например, полагал, что он в состоянии написать такое музыкальное произведение, которое, будучи исполненным в спе­циально построенном храме, приведет к концу света. А.Ф.Лосев го­ворил о сатанизме «Поэмы экстаза», имея в виду именно эти общефи­лософские установки творчества русского композитора Серебряного

2.3.2. РАЦИО

Рациональное понимание, насколько оно присутствует в филосо­фии, близко положительному научному знанию. Признаки рациональ­ности могут быть сведены к следующим основным моментам: это познаваемость, обосновываемость, последовательность, яс­ность, общеобязательная приемлемость. Они базируются на раз­личных модусах интерсубъективности, которую в дальнейшем мы под­вергнем специальному анализу. Речь идет о следующих моментах:

Семантический аспект (общеприемлемость понятий и суждений);

Эмпирический аспект (эмпирическая обоснованность);

Логический аспект (логическая обоснованность);

Операциональный аспект (опора на определенный способ дея­тельности);

Нормативный аспект (ориентация на определенные нормы, реа­лизующиеся как предпочтения) 43 .

Рациональное познание близко той позиции, которую 3. Фрейд на­звал «принципом реальности» 44 . Рациональное понимание реальности эквивалентно целерациональному типу поведения (по М.Веберу 45) и «позиции Взрослого» (по Э.Берну 46).

Моделирование и социум. В связи с рациональным пониманием социума особо следует обсудить тему моделирования 47 . Моделирова­ние сопряжено с таким модусом человеческого бытия, как игра, а мо­дель, соответственно, предстает как инструмент игры - своеобразная игрушка.

Рациональный взгляд на общество позволяет, с одной стороны, мо­делировать социальные процессы и, напротив, с другой стороны, рас­сматривать мир социоморфно, т. е. ставить вопрос о том, что сам со­циум выступает как модель, с помощью которой можно понять мир,

другие реальности мира.

2.4. ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЙ И ГУМАНИТАРНЫЙ ПОДХОДЫ

Наконец, третий аспект антитетики социально-философского ме­тода представляет собой взаимодействие естественнонаучного и гума­нитарного подходов к социуму. Этот аспект базируется на самой он­тологии социума. Социум имеет двойственную природу.

С одной стороны, он предстает как мир необходимости. И это дей­ствительно так, ибо социум «состоит» из реальных людей из плоти и крови, в этом смысле они представляют собой res extensa, «вещи про­тяженные». Люди как телесные существа живут в реальной геогра­фической среде. Они оперируют материальными предметами, техни­ческими устройствами, чтобы добыть себе средства к существованию. В этом отношении социум имеет материальную, более того -зримо-вещественную форму. Здесь действуют каузальные законы, здесь гос­подствуют причины и следствия. Отсюда следует необходимость есте­ственнонаучного подхода к обществу.

С другой стороны, социум предстает как мир свободы. Люди не только res extensa, но и res cogita. Эти телесные существа тем не менее обладают свободой воли, они чего-то желают, причем человеческие желания базируются не только на потребностях, но и на ценностях. Желания людей далеко не всегда могут быть сведены к их потреб­ностям, к их реакциям на окружающую среду. Здесь мало помогает каузальный подход, здесь нужны по крайней мере подходы, которые могут быть названы «гуманитарными» 49 .

Соответственно возникают и две школы, по-разному подходящие к социуму с методологической точки зрения. Они принимают са­мые разнообразные интеллектуальные формы. Б. Кроче подчеркива­ет «различие между двумя формами суждения - дефинитивного и индивидуального» 50 . Он выстраивает многочисленные формы данной дихотомии: это различие платоников и аристотеликов, оно «заметно в значениях, приписываемых аналитическим и синтетическим сужде­ниям, хотя более ярко выражено в различении истин разума и истин факта, необходимых и случайных истин, априорного и апостериорно­го, того, что утверждается логически, и утверждаемого исторически (везде курсив мой. - К. П.)» 01 .

Изложим это противостояние языком другой традиции, взяв за об­разец труды одного из видных представителей социальной феномено­логии Альфреда Шютца, добавляя некоторые разъяснения и приме­ры. Спор, более чем на полвека разделивший логиков, методологов и обществоведов, сформировал, по мнению А. Шютца, две школы:

1. Теоретики первой школы утверждают, что методы естественных наук являются единственно научными методами, поэтому они долж-

ны быть полностью применимы к исследованию человеческих про­блем, однако обществоведы до сих пор не смогли разработать объяс­нительную теорию, сопоставимую по точности с той, что была раз­работана естественными науками. Ясно, что в сфере философской теоретики первой школы близки позитивизму. Во второй половине XIX в. позитивистские идеи овладевали великими умами. Скажем, на Ф. Ницше во второй период его творчества 52 оказала сильное вли­яние как раз философия позитивизма, в особенности в той форме, какая ей была придана английскими эволюционистами: на этом ба­зировалась историческая критика всех ценностей 53 . Это тот подход, который М. Вебер впоследствии назвал «расколдованием мира». И до сего дня такой взгляд не только существует, но и преобладает в со­знании народов цивилизованных стран. Он приводит в конечном сче­те к нигилизму, который Ф. Ницше назвал dieser unheimlichste aller Gaste 54 .

Одно из показательных, можно сказать даже, демонстративных проявлений естественнонаучного осмысления общества - социальная синергетика 55 . Конечно, социальная синергетика может дать опреде­ленные результаты в постижении общества, но они учитывают толь­ко ту сторону социальной реальности, которая ограничивается миром необходимости. Мир свободы социальной синергетикой не схватыва­ется, редуцируясь к случайности.

2. Теоретики второй школы утверждают, что существует фунда­ментальное различие в структуре социального мира и мира приро­ды. Методы общественных наук принципиально отличны от методов естественных наук. Общественные науки - идиографичны. Они харак­теризуются индивидуализирующей концептуализацией и нацелены на единичные ассерторические утверждения 56 . Естественные науки- но-мотетичны. Они характеризуются генерализующей концептуализа­цией и нацелены на аподиктические утверждения 57 . Эти утвержде­ния должны иметь дело с постоянными отношениями величин, кото­рые могут быть измерены и подтверждены экспериментально. В об­щественных науках ни измерение, ни эксперимент не осуществимы. Естественные науки должны иметь дело с материальными объекта­ми и процессами, общественные науки - с психологическими и интел­лектуальными. Метод естественных наук состоит в объяснении, метод общественных наук -в понимании 58 .

Далее мы увидим, что различные модели социального, даже фик­сируя две указанные стороны общества, ставят различные акценты в рассмотрении социума. Натуралистическая и деятельностная модели (с рядом оговорок - в марксистском варианте 59) используют номоте-тический подход и равняются на естествознание, а реалистическая 60 и феноменологическая модели тяготеют к идиографии, хотя каждая и

исходит из различных посылок, и применяет идиографический подход по-своему.

Та проблема, которую мы обсуждали в 1-й главе относительно раз­личия социальной философии и социологии, здесь приобретает кон­кретность. Теперь понятно, что пафос социологии в том, чтобы рас­сматривать общество именно в рамках первой школы, т.е. номотети-чески, по образу и подобию любых систем, в первую очередь биологи­ческих. Методы естественных наук, с точки зрения социолога, могут и должны быть использованы применительно к обществу. Социальная философия, хотя и не может стать полностью на идиографическую позицию второй школы, пытается сопоставить два этих видения соци­ального мира.

Наша цивилизация все время побуждает нас «сползать» к есте­ственнонаучному типу рассуждений. Показателен здесь методологиче-. ский самоанализ А. Тойнби: «...мы использовали методологию клас­сической физики. Мы строили рассуждение в абстрактных терминах и проводили эксперимент с природными феноменами - силой инер­ции, расой, средой. Теперь, по завершении анализа, мы видим, что ошибок больше, чем достижений. Пора остановиться и задуматься, нет ли в самом нашем методе какой-то существенной ошибки. Мо­жет быть, под влиянием духа нашего времени мы незаметно для себя оказались жертвами,неодушевленных вещей", против чего сами же и предостерегали в начале исследования? Действительно, разве мы не применяли к исследованию истории метод, выработанный специально для исследования неодушевленной природы? Предпринимая послед­нюю попытку решить стоящую перед нами задачу, двинемся по пути, указанному Платоном. Отрешимся от формул Науки и вслушаемся в язык Мифологии» 61 .

С точки зрения Б.Кроче, ситуация не столь драматична: «Обыч­но тех, кто культивирует идеи, противопоставляют тем, кто культи­вирует факты. Говорят соответственно - платоники и аристотелики. Однако если культивировать что-то всерьез, то платоники будут ари-стотеликами, ибо вместе с идеями надо выращивать и факты. Если аристотелики серьезно культивируют факты, то они же суть и плато­ники. Ведь как же с фактами не вынашивать идеи? Нет существен­ной разницы: часто бываем мы изумлены как глубоким проникнове­нием в суть факта со стороны „культиваторов идей", так и провид­ческой философией так называемых радетелей и собирателей фак­тов» 62 .

Диалектика духовного содержания гуманистической культуры и творимого ею человека должна быть связана в первую очередь с гармонизацией таких его сущностных сил, как способность мыслить и способность чувствовать («рациональное» и «эмоциональное»).

Проблема заключается в том, что конец 50-х – начало 60-х годов ознаменовались весьма заметной сциентизацией нашей культуры, вылившейся в почти полное торжество убогих форм рационализма во всех ее сферах. Наиболее ярко это выразилось, пожалуй, в архитектуре и бытовом дизайне. Господство прямых линий, лаконизм, доходивший до крайнего ригоризма, были рассчитаны на человека, лишенного всяких эмоций.

В числе причин, породивших эту культурную ситуацию, нужно назвать, во-первых, научно-техническую революцию, превращающую рационализацию всех сторон жизни в объективную закономерность. Кроме того, надо отметить и имевшее место некритическое заимствование некоторых негативных черт формальной рациональности при полном пренебрежении к ее позитивным сторонам.

Протест против незаконной экспансии формального рационализма весьма ярко выражен в эпиграфе к сборнику стихов А. Вознесенского «Соблазн». Вместо знаменитого декартовского афоризма «Я мыслю, следовательно, существую», которым вдохновлялось развитие европейской культуры нового времени, А.Вознесенский провозглашает: «Я чувствую, следовательно, существую» 1 . Вероятно, гуманистическое решение этой проблемы возможно по формуле: «Я мыслю и чувствую, следовательно, существую».

Воплощение этого принципа в жизнь требует в первую очередь дальнейшего развития нового типа рациональности, о чем речь шла ранее. Новая рациональность невозможна вне и без новой эмоциональности, которую, используя известное выражение, можно определить как «умное сердце». Речь идет, таким образом, не об эмоциональности вообще - в таком случае идеалом оказался бы средневековый фанатик, - а об эмоциональности, тесно связанной с новой рациональностью через систему гуманистических ценностей.

Развитая эмоциональная сфера оказывается не менее важной, чем интеллектуальная, при предвосхищении будущего, что имеет большое значение для жизни личности во все усложняющемся мире. От нее в большой мере зависит творческий потенциал личности вообще, поскольку она помогает человеческому духу освободиться от цепей простой однозначности, она, как ничто другое, определяет степень яркости человеческой индивидуальности. Отсюда следует, что культивирование человеческой эмоциональности и рациональности оказывает прямое воздействие на развитие других сущностных сил человека.

Таким образом, мы еще раз отмечаем закономерность антропологической структуры культуры: каждая из пар противоположностей, составляющих ее, не рядоположена всем остальным парам, а содержит их в себе, как в куколке, мнимая же рядоположенность может быть лишь следствием абстрагирования.

1. 1.6. Биологическое – социальное

Еще больше убеждает в наличии этой закономерности рассмотрение проблемы соотношения биологического и социального в антропологической структуре культуры.

Для начала надо оговориться, что следует различать общефилософский и философско-антропологический смысл понятий «биологическое» и «социальное». В первом случае они означают определенные уровни организации материи, во втором содержание их гораздо уже, поскольку они относятся только к человеку.

Так, биологическое в человеке - это его физический субстрат (тело) и элементарный слой психики. По своему происхождению и то, и другое может быть структурировано на филогенетическое и онтогенетическое. Социальное в человеке - это ансамбль его личностных свойств, в связи с чем проблему соотношения биологического и социального в человеке можно формулировать как проблему соотношения организма и личности.

Механизмом, который соединяет в человеке эти два начала воедино в той или иной мере, тем или иным способом, является культура, и потому проблема соотношения биологического и социального является не только общефилософской и не только философско-антропологической, но и философско-культурологической.

Функции культуры в осуществлении взаимодействия биологического и социального в человеке многообразны. Важнейшая из них конструктивная , т. е. использование биологического субстрата в качестве арсенала исходных элементов. Огромное значение при выполнении этой функции имеет содержание культурных ценностей и норм, являющихся предметом освоения формирующейся личности.

Не меньшую роль играют также условия и методики воспитания. Как подчеркивают специалисты, на кривую распределения по величине задатков накладывается кривая распределения по условиям воспитания и обучения.

Культура выполняет также по отношению к биологическому в человеке селективную функцию: она «сортирует» содержание биологического в человеке - одни из свойств этого порядка объявляет желательными - оценивает их в категориях добра, красоты, другие, наоборот, нежелательными и соответственно оценивает в категориях зла, безобразного и т. д.

Гуманистическая культура должна использовать предельно широкий критерий селекции биологических свойств человека, этот критерий - гармонически развитый человек.

В связи с этим в гуманистической культуре может быть до предела сокращено значение репрессивной функции культуры, тесно связанной с селективной и играющей особенно большую роль в культуре религиозного типа. Она может заключаться, как представляется, в усилении действия всех остальных функций культуры, что и должно приводить к подавлению или изменению характера действия нежелательных, с точки зрения общества, биологических свойств.

Большую роль должна играть в связи с этим функция социально приемлемой канализации биологических свойств человека, имеющих двоякую направленность. Так, агрессивность можно рассматривать и как добро, и как зло, но продуктивнее подойти к ней как к биологической данности. Например, зоологии известно, что в животном мире самцы, как правило, отличаются от самок большей агрессивностью. Психология пола отмечает, что это различие, унаследованное от животных, и, разумеется, социально модифицированное, заметным образом сказывается в разнице между женским и мужским характером, а возрастная психология отмечает соответствующие различия в психологии девочек и мальчиков. Возрастная педагогика должна делать из этого соответствующие выводы. При этом выясняется, что если она идет по пути репрессии, наказания за мальчишеские драки, задиристое поведение и т. п., характер будущего мужчины деформируется. Значит, остается другой путь: канализация агрессивности через спорт, различные игры, соревнования и т. п.

Одна из важнейших функций культуры - развивающая. В более узком смысле она проявляется в развитии природной одаренности человека. Вполне понятно, что выполнение культурой этой функции опосредовано социально-психологическим фактором: далеко не всякое правительство заинтересовано в нации исключительно одаренных граждан.

Развивающую функцию культуры можно понимать и более широко - как обогащение исходных биологических данных. В обществе, ориентированном на человека, эта функция культуры приобретает особое значение: общество будет более динамичным и жизнеспособным, если предоставить каждому индивиду возможность максимально развить и реализовать свои способности.

В полной мере все сказанное относится и к такой функции культуры по отношению к биологическому в человеке, как управление его биологическим развитием, - его темпом, ритмом, продолжительностью отдельных периодов (детства, юности, зрелости, старости), характером их протекания и продолжительностью жизни в целом. Особенно ярко проявляется эта функция культуры в решении проблемы старости. Здесь имеют значение не только достижения геронтологии и геритарии, но, может быть, и в первую очередь, - нравственные факторы, т. е. моральные нормы и формы отношения к старикам, принятые в обществе. Гуманистическая мораль способствует значительному смягчению тягот, связанных со старостью, и тем самым отодвигает ее возрастные границы за счет периода зрелости. Однако большое значение в решении проблемы старости имеет и нравственное сознание самого индивида. Так, активная деятельность, вдохновляемая гуманистическими идеалами, оптимистическое мироощущение способствуют физическому долголетию, и, наоборот, равнодушие к людям или озлобленность, зависть, неумение вырваться из замкнутого круга одиночества деструктивно действуют на физиологические процессы, сокращают биологическое время человека.

Следует, видимо, выделить и стимулирующую функцию культуры, выражающуюся в воспитании у личности способности к самонапряжению. Такой поворот в решении проблемы соотношения биологического и социального в человеке позволяет высветить и новые стороны в вопросе о диалектике его субъект-объектных свойств. В данном случае в роли объекта выступает его биологическая природа, в роли субъекта - социальная сущность.

Большое значение по отношению к биологической компоненте человеческого существа имеет также функция культуры, которую условно можно назвать дефектологической, т. е. исправление биологической патологии. И здесь речь должна идти опять-таки не только о достижениях соответствующих наук и практики здравоохранения, но и о нравственном контексте культуры, определяющем направления исследований и характер их использования.

Тесно связана с предыдущей компенсаторная функция культуры, смысл которой в том, чтобы средствами культуры восполнить те или иные проявления биологической патологии человека. В этом случае кроме тех моментов культуры, о которых речь шла в связи с дефектологической функцией, приобретают значение вопросы о распределении видов культурной деятельности. Так, например, велика компенсаторная роль самодеятельного искусства соответствующих жанров для лиц, пораженных слепотой, глухотой, не владеющих речью, лишенных движения и т. п.

Видимо, есть основания считать, что важнейшей функцией культуры и социального начала в целом по отношению к биологической компоненте человека является облагораживание исходных, биологических по своей природе моментов в человеческой деятельности (евгеническая функция). Нельзя не поставить в заслугу приверженцам социобиологии - одного из направлений западной науки то, что их работы заставляют задуматься о наличии биологических корней всех без исключения сторон деятельности человека. Дело заключается в том, чтобы, не останавливаясь на этой констатации, искать и находить эти корни в каждом отдельном случае и, что самое главное, искать и находить пути, формы, способы выращивания на этой основе жизнеспособного дерева истинно человеческих, а отнюдь не животных взаимоотношений. Так, социобиологи весьма впечатляюще показывают биологическую подоплеку альтруизма. В связи с этим возникает мысль об ответственности культуры, призванной облагородить, по-человечески оформить этот источник таких отношений между людьми, как взаимопомощь, взаимовыручка, самоотверженность. Биологичны в своей основе также и состязательность, конкуренция, чувство хозяина, чувство общности и т. д., и нужно научиться строить гармоничное здание человеческой жизни не в стороне от этого фундамента, а на нем.

Итак, гармонизация биологического и социального в человеке через механизмы культуры связана одновременно с гармонизацией других элементов антропологической структуры культуры - объектного и субъектного, эмоционального и рационального, духовного и телесного, личного и общественного, индивидуального и универсального.

Подробное рассмотрение антропологической структуры гуманистической культуры позволяет уточнить методологический статус этого понятия. Фактически на всех этапах анализа речь шла не о субстратных единицах, а о функциях культуры по развитию сущностных сил человека. Эти функции образуют определенную систему, содержанием которой является образ человека, наиболее адекватный особенностям того или иного общества.

По отношению к актуальной культуре понятие «антропологическая структура» обладает, как представляется, конструктивными возможностями: идя от концепции человека, мы можем сделать выводы о должном состоянии антропологической структуры и затем о должном состоянии всех иных структур культуры, производных от антропологической. Далее на этом пути открывается возможность соотнесения полученных результатов с реальным состоянием дел и на этой основе выработки практических рекомендаций.

На стыке каких дисциплин появилась нейроэкономика?

Зубарев: Экономическая теория уже несколько столетий пытается моделировать поведение человека. В классической экономике это были модели рационального поведения, где человек пытался максимизировать свое благосостояние. Но экономические кризисы, которые в XX веке приобрели системный характер, показали, что предсказания, основанные на таких моделях, малоэффективны. В результате возникли такие направления, как поведенческая и экспериментальная экономика. Исследователи отошли от изучения идеальных моделей и стали изучать эмпирически наблюдаемое поведение.

Сравнительно недавно в нейробиологии появились методы, которые позволили неинвазивно изучать активность человеческого мозга. Встал закономерный вопрос: можно ли использовать знания о работе мозга для того, чтобы построить более совершенные модели принятия решений? Таким образом, можно сказать, что нейроэкономика - это нейробиология принятия решений.

Шестакова: Совсем недавно, если бы вы спросили экономиста: «Как вам ваша жена?», он ответил бы: «По сравнению с чем?». Не было количественного описания феноменов предпочтений потребителя, которые обладали бы предсказательной силой. Поэтому экономисты пользовались не абсолютными, а относительными единицами: я люблю данный товар больше, чем другой. Оказалось, что нейробиология может предложить количественное описание предпочтений: например, такой экономический критерий, как субъективная полезность, может быть измерен в абсолютных единицах - частоте разрядов нейронов.

«Знаменитый американский нейробиолог Антонио Дамасио изучал пациентов, которые перенесли инсульт в орбитофронтальной коре - важной части эмоциональной системы мозга. После травмы поведение таких людей становилось менее эмоциональным. Выяснилось, что без эмоций вы не становитесь рациональным и умным. Наоборот, ваше поведение становится иррациональным»

Вы можете рассказать, как сильно эмоции влияют на принятие решений?

Шестакова: Лауреат Нобелевской премии Дэниэль Канеман ввел в экономику в каком-то смысле платоновское представление о двух системах - рациональной и иррациональной, которые участвуют в принятии решений. Иррациональная система - быстрая, рациональная - более эволюционно молодая, сложная, и оттого медленная. Когда, гуляя по лесу, вы видите ветку, похожую на змею, вы сначала машинально отпрыгиваете и только потом понимаете, что опасность была ложной.

Зубарев: То, что называется эмоциями - это эволюционно более древний, и крайне важный механизм, основная задача которого - обеспечить выживание. Если вам угрожает опасность, долго раздумывать над тем, как ее избежать - не самый эффективный метод. Чем большую опасность вы ощущаете, когда принимаете решение, тем меньше шансов, что вашу реакцию можно будет назвать разумной и взвешенной.

Тут важно оговорить, что не совсем правильно противопоставлять рациональное эмоциональному. С биологической точки зрения, это единая система, которая обучается и реагирует на изменения внешнего мира. Без эмоций рациональное поведение было бы невозможно. Самый простой пример: если, потерпев неудачу, мы не испытывали отрицательных эмоций, то постоянно бы наступали на одни и те же грабли, не делая для себя никаких выводов.

Шестакова: Знаменитый американский нейробиолог Антонио Дамасио изучал пациентов, которые перенесли инсульт в орбитофронтальной коре - важной части эмоциональной системы мозга. После травмы поведение таких людей становилось менее эмоциональным. Казалось, теперь им будут лучше удаваться рациональные решения. Ничего подобного. Не имея возможности оценивать эмоциональную реакцию окружающих на свои действия, эти люди начали совершать глупые ошибки: например, начинали ссориться в семье и на работе, что свидетельствует о тонком балансе между рациональной и эмоциональной системами. Без эмоций вы не становитесь рациональным и умным. Наоборот, ваше поведение становится иррациональным.

«Человек может иметь очень спокойный темперамент, принадлежать к крайнему флегматичному психотипу, но это не значит, что он не будет испытывать эмоции. Отсутствие эмоций иногда может быть преимуществом. Можно страдать аутизмом, например, и сделать неплохую карьеру на фондовом рынке, так как ваши решения не будут подвержены всеобщей истерии»

Есть экспериментальная парадигма, в которой изучается соотношение рационального и эмоционального. Представьте игру в «Ультиматум», когда вам с другом дают деньги, и тот, кто начинает, может эти деньги разделить так, как считает нужным. Если вы отдаете оппоненту меньшую часть, тот, естественно, возмущается. У него возникает следующая дилемма: можно согласиться взять меньшую часть или вообще отказаться от денег - в этом случае вы оба не получите ничего. С точки зрения классической рациональности, удивительно, что многие люди выбирали второе и оставались вообще ни с чем, несмотря на то, что это экономически нецелесообразно.

Зубарев : Наш основной интерес - нейробиологические основы принятия решений в социальном контексте. Высшие формы социального поведения возникли в процессе эволюции тогда, когда у животных выработались механизмы, позволяющие тормозить агрессивные реакции в отношении представителей своего вида - и наоборот, научиться кооперироваться, перенимать друг у друга навыки и знания. Сложные виды социальных взаимодействий едва ли возможны, пока есть риск быть съеденным или убитым. Так же как и рациональное мышление едва ли возможно в опасной ситуации.

Как это соотносится с людьми, которые вообще не испытывают эмоций?

Шестакова : Эмоциональная фригидность может быть разной. Есть люди, у которых повреждены определенные зоны мозга (к примеру, амигдала, или особые зоны коры), и они не могут воспринимать чужую эмоциональную экспрессию. Они смотрят на вас и не могут сказать, удивлены ли вы или испуганы, и при этом сами порой не могут переживать определенные эмоции. Их даже можно научить распознавать эмоциональное состояние других людей - например, по движению лицевых мышц, однако они никогда не смогут понять - каково пережить эти эмоции.

Зубарев: Человек может иметь очень спокойный темперамент, принадлежать к крайнему флегматичному психотипу, но это не значит, что он не будет испытывать эмоции. Отсутствие эмоций иногда может быть преимуществом. Можно страдать аутизмом, например, и сделать неплохую карьеру на фондовом рынке, так как ваши решения не будут подвержены всеобщей истерии. Но аутизм - нарушение именно социальных эмоций, способности понимать эмоции друг друга.

Какие проблемы и преимущества порождает тренд к постоянному увеличению выбора?

Зубарев: Здесь я процитирую выдающегося петербургского ученого Батуева: «Для того чтобы совершить действие, нужно в первую очередь не делать ничего другого». Действительно, когда вы находитесь в ситуации выбора, то ничем остальным вы больше и не занимаетесь. Чем больше у вас степеней свободы, тем меньше вы собственно живете и действуете.

Есть ли еще примеры ситуаций, когда человек понимает, что он принял единственно правильное решение, но чувствует себя при этом невыносимо плохо?

Зубарев : Наиболее распространенный пример такой ситуации - различные моральные дилеммы - к примеру, «трамвайная дилемма». Представьте себе, что вы стоите на мосту и видите, что трамвай, потерявший управление, летит на толпу из пяти человек. В ваших силах переключить рычаг и перенаправить трамвай на соседние пути, где стоит один человек. С одной стороны это, конечно, убийство. С другой стороны - это «простая арифметика», как у Раскольникова в «Преступлении и наказании». И многие утверждают, что готовы переключить рычаг. С другой стороны, в аналогичной ситуации, когда с вами на мосту стоит очень тучный человек, которого можно самостоятельно столкнуть под трамвай, тем самым спасти жизни тех же пятерых людей на путях, то подобное действие готовы совершить далеко не все. С рациональной точки зрения эффект одинаков, но с эмоциональной стороны разница есть.

Расскажите про вашу сферу исследований - нейробиологию социального влияния.

Зубарев : Социальное влияние - это то, как другие люди влияют на наши поступки, действия, решения. С эволюционной точки зрения, стратегия, которой руководствуются большинство особей популяции, предпочтительнее всех иных альтернатив, так как она доказала свое превосходство. Рациональным решением всегда может считаться следование за большинством. В этом смысле «конформизм» - единственно верная стратегия, позволяющая выжить, ведь отклонение от оптимальной стратегии наказывается в ходе естественного отбора.

Получается, что общие вкусы и представления начинают влиять на мою физиологическую реакцию на разные вещи?

Зубарев : В том то и дело. Если в моде сейчас красный цвет, и все вокруг любят красный цвет, вы тоже совершенно искренне начинаете его любить. Это биологический процесс, он происходит автоматически. В Калифорнийском университете проводился эксперимент: студенты оценивали футболки, и им указывали две чужие оценки - от другой группы студентов и группы лиц, осужденных за преступления на сексуальной почве. Выяснилось, что идентификация с той или иной группой действительно влияет на ваш выбор.

«Забытые» воспоминания иногда внезапно всплывают в нашей памяти. Некоторые пожилые люди начинают очень подробно вспоминать свое детство. Пока мы молоды, мы мало что можем вспомнить из того времени. А когда связи, сформированные позже, начинают постепенно ослабевать, воспоминания, заложенные в раннем детстве, внезапно возникают в памяти, и оказывается, они там всегда были»

Подобные «навязанные» симпатии имеют временный эффект?

Шестакова : Поведение человека - система пластичная, и она постоянно меняется. Выработанные условные рефлексы и ассоциации никуда не исчезают, только вытормаживаются новыми ассоциациями, наслаивающимися сверху. К примеру, в практике лечения наркозависимых нередко бывает, что уже после полного восстановления у них все равно могут внезапно начаться ломки. Сейчас появились нейроэкономические модели, которые объясняют возникновение наркотической зависимости в процессе условнорефлекторного обучения.

Зубарев: «Забытые» воспоминания иногда внезапно всплывают в нашей памяти. Некоторые пожилые люди начинают очень подробно вспоминать свое детство. Пока мы молоды, мы мало что можем вспомнить из того времени. А когда связи, сформированные позже, начинают постепенно ослабевать, воспоминания, заложенные в раннем детстве, внезапно возникают в памяти, и оказывается, они там всегда были.

Известен процент людей, которые не поддались мнению большинства?

Зубарев : Трудно судить. Выборка, которая подразумевает сканирование мозга, обычно состоит из 20-30 человек. Но, учитывая все похожие эксперименты, можно сказать, что 5-10% испытуемых не поддались влиянию.

Шестакова : Мне тоже кажется, что это хвосты нормального распределения. На этих «белых воронах» также строится психология лидерства. Я не беру Спартака, но когда все думают, что солнце крутится вокруг Земли, находятся такие люди, как Галилей, которые утверждают: «Посмотрите, все совсем не так».

Книга Джоны Лерера «Как мы принимаем решения» - это одна из самых известных работ в области нейроэкономики. Ее автор считает, что умение делать свободный выбор делает человека человеком

В то же время существует понятие - wisdom of the crowd, гений толпы. Один знаменитый английский аристократ Френсис Галтон обнаружил, что при определении веса быка на глаз усредненное мнение восьмисот фермеров будет точнее, чем заключение высокообразованных экспертов. Значит мнение толпы вполне осмысленно! Если говорить об эволюционных аспектах социального влияния, то с точки зрения выживания, мнение толпы зачастую оказывается более верным, чем мнение индивидуальное. Если вы попросите большую группу людей попасть в центр мишени, то чем больше выстрелов будет произведено, тем вернее у вас очертится сама мишень. Так же и мнение большинства. Разброс будет большой, но среднее значение будет очень близко к истине.

Такая автоматическая конформность является эффективной стратегией на этапе естественного отбора, но она также может сыграть злую шутку и привести к неожиданным последствиям в современном обществе. В эволюции индивиды, принимающие неправильные решения, гибнут, и если вы видите поведение, которое демонстрирует большинство популяции, именно его и стоит придерживаться, чтобы увеличить свои шансы на выживание. С другой стороны, несчастные лемминги из-за этого иногда гибнут целыми стаями.